«RAMMSTEIN sind eine zeitgenoessische Revolution.»
J.M.Klumb.
Пятый альбом RAMMSTEIN составлен из элементов, по отдельности очень качественных, но между собой не слишком связанных. С одной стороны, оформление, взятое из японского издания «Reise, Reise», действительно жалко не пустить в ход. Оно будит широкое ассоциативное поле - всё, что связано с романтической эстетикой Севера, снега, холода, бескрайности, невыразимости, одиночества, безмолвия, белизны. Можно вспомнить про откопанную антарктической станцией инопланетную тварь - на что-то, близкое к фантастическим ужасам, указывает имидж музыкантов в буклете. Оформление альбома «Rosenrot» похоже на иллюстрацию к ненаписанной песне. Она могла бы быть сочинена RAMMSTEIN - но пока ещё не придумана.
С другой стороны, вне всякой связи с полярной экзотикой, с промофотографий на нас хмуро взирают какие-то баварские хуторяне, благодаря цветовой гамме и статичным позам выглядящие «индустриально», то есть как надо. Особенно хорош долговязый басист Оливер Ридель в фуфайке и в скособоченной кепке, недоверчиво улыбающийся исподлобья. Но причем здесь хуторяне и прикованное ко льду судно? Они что, плыли на нём на праздник убоя скота?
Наконец, трудно отделаться от предубеждения против альбома, если знаешь, что шесть песен на нём – это те, что не вошли в «Reise, Reise», а остальные написаны в перерывах между концертами для того, чтобы получился целый альбом. Тот факт, что первоначально альбом планировали назвать «Reise, Reise Vol.2» дает повод недремлющим недругам объявить его складом отбракованного материала, – что нисколько не соответствует действительности.
Итак, если всё же «Rosenrot» - это продолжение «Reise, Reise», то и я позволю себе написать продолжение своей рецензии на альбом-предшественник. Тогда я уделил основное внимание интерпретации «новой немецкой жесткости» и RAMMSTEIN, а самому альбому места почти не оставил. Теперь я предлагаю пройтись по песням альбома «Rosenrot» и посмотреть, как на нём проявляется эта «теория». Важно судить альбом не по тому, насколько он нарушил или оправдал ожидания слушателей, а по тому, насколько он соответствует собственной «поэтике» группы.
Первый мотив, который мы выделим – «война всех против всех», «Alle gegen Alle». За всеми конкретными проявлениями главный герой RAMMSTEIN – это грубая физическая «глыба», одна на всё человечество, «мясо», наделенное «томлением духа», и каждая частица в этой «вселенной» мучительно борется с каждой другой, - причем секс, а также всевозможные «девиации» являются главной метафорой этой борьбы (примеры – едва ли не половина репертуара).
На альбоме «Rosenrot» в эту категорию попадают наиболее динамичные треки – «Spring» (с «впечатывающим» припевом), «Zerstoeren» (с перечислением «опасных», «режущих», «разрушительных» глаголов в тексте) и «Mann gegen Mann», в котором Тилль поет о проблемной идентификации персонажа-гомосексуалиста почти с той же интонацией стойкости и преодоления, с какой великий коммунистический певец Эрнст Буш пел революционные песни или брехтовские зонги. (При соотнесении с двусмысленным содержанием песни это рождает эффект крайнего, язвительнейшего сарказма, но также вносит некое «умиротворение», «успокоение».) Данный трек (как и «Mein Teil» с «Reise, Reise») не о каких-то бытовых фриках – он о мрачных приключениях человеческой души, сбившейся с дороги к своей самости («король без королевы»).
Второй мотив - «притяжение и невозможность связи» - явлен в трех треках, близких по смыслу: «Wo bist du», «Stirb nicht vor mir» и «Feuer und Wasser» (вместе с «Ohne Dich» и «Amor» с «первого» «Reise, Reise» - их вообще пять). «Stirb nicht vor mir» - это весьма известный тип сквозящей, исполненной «холодной страсти» дарк-поп-баллады (что-то подобное, например, не так давно пыталась изобразить Анке Хахфельд вместе с Петером Хеппнером в песне «Lustschmerz».). Мелодически эта вещь очень цепкая, но в тех отрывках, где поет Ширлин Спитери (не уверен, что это был правильный выбор) даже нельзя догадаться, что песня принадлежит RAMMSTEIN (ни одного жесткого риффа – штиль). А вот «Feuer und Wasser» - о невозможности соединения полюсов и о их властном притяжении - безоговорочно превосходная вещь, с ярким описанием, с постепенным раскручиванием энергии, с запоминающейся аллитерацией «in Funken versunken». Здесь мы видим и реалистическую зарисовку плывущего в искрящихся брызгах тела, и пробуждение «эротического» архетипа. (Неодолимость притяжения всегда изображается у RAMMSTEIN посредством метафоры биологического влечения.)
В «испанском» треке «Te quiero puta!» (не претендующем на центральное место в альбоме) гражданку другой страны ласково называют «шлюхой» - как и в песне «Moskau». Я же говорил, что это комплимент.
Музыкально «Rosenrot» - и вправду вариация «Reise, Reise»: сшибка двух течений (кажется, на этот раз более удачная) - одно, как обычно, бурное, непокорное, другое умеренное – подходящее для долгого душевного разговора; инъекции лиризма и сентиментальности; приемы гитарной техники, которые выделяются из когда-то монолитной «стены». Довольно странно, что не все замечают значительный прогресс музыкантов: ранние вещи умопомрачительно-эффектны, но музыка там примитивна, как тамтам дикаря. Нынче музыка выглядит насыщенней и разнообразней, продолжая оставаться по существу плакатной и театральной. На переднем плане - ансамблевое звучание, акцентирующее силу, мощь, а в бэкграунде, но вполне ощутимо – сольные пассажи, призванные растравить, разбередить, растревожить; вместе это действует, как суггестия гипнотизера.
Клавишные, например, напоминают сработавшую аварийную систему: эй, ахтунг, что-то не в порядке! Так, в сложном клубке горечи и ярости, вводится следующий мотив - «неблагополучие», «ущерб», «упадок». В треке «Rosenrot» сюжет потому заканчивается катастрофой, что где-то глубоко внутри заложено «беспокойство», «тревога», «изъян», сама ситуация изначально управляется «беспокойством»: «Tiefe Wasser sind nicht still» («Глубокая вода не спокойна»). Некое исконное неблагополучие мира (субмотив – «скорбь и увядание») – причина войны, раздора, разъединенности (и все же притяжения частиц), и поэтому из каждой песни RAMMSTEIN выглядывает страждущий дух, одушевленное мясо со смеющимся искривленным ртом.
Теперь как раз о смехе. Черный юмор – это шутовство на трагических подмостках. Черным юмором руководит желание интенсифицировать переживание; он вовсе не думает лишь потешить публику. Ему нужно кое-что поинтересней: в тексте песни «Benzin» герой отвергает иллюзорные суррогаты действительности («кокаин», «никотин», «алкоголь») и помощь внешних советчиков («друзья», «женщины», «врачи»), а сам испытывает нужду только в самом важном, в бензине - как способе вызвать жар жизни, огонь (с этим неизменным мотивом мы встречаемся также в песне «Hilf mir»). Это ничто иное, как грубовато-стебовое описание «поиска истины».
Составляющие такого типа юмора мы видим в клипе «Benzin»: разумеется, гротеск (преувеличенные размеры пожарной машины и такая же чрезмерная степень вызванных ею бедствий), далее - неукротимый напор, натиск (гротеск разрушения и призван саркастически подчеркнуть неукротимость энергии движения) и, наконец, тотальная, скалящаяся ирония (причем излюбленный объект – они сами). Еще один клип, где смех также направлен на самих себя, в достойных Рабле пропорциях - «Keine Lust» («Reise, Reise»). В самой песне поется о человеке в состоянии экзистенциального отвращения, но видеоряд идет по пути буффонады, изображая музыкантов с гротескно-раздутыми животами и оплывшими лицами. Может быть, группа только хотела развлечь зрителей, выставив себя в смешном виде? В принципе, «толстяки» всегда смешат публику, но здесь ощущение болезненности сглаживается лишь чувством стиля. На юмористический подиум в клипе выведена скорбь телесного увядания.
Но было бы несправедливо выводить юмор RAMMSTEIN лишь как простую функцию «изначальной уязвленности»; его сила – в решительности, в «абсурдном бунте», в дерзком анархизме потока. RAMMSTEIN – это песнь о существовании, это экзистенциализм для миллионов. В затеваемой игре «негатив» превращается в «позитив», и значит, мы все же имеем в лице RAMMSTEIN катарсический момент (которым и оправдывается всякая «двусмысленность»).
Есть еще последняя песня, самая тихая, - «Ein Lied», которая позволяет связать такие, наверно, по распространенному представлению, несовместимые вещи, как RAMMSTEIN и гуманизм, сочувствие. И хотя в текстах Тилля Линдеманна редко кто прямо скажет, как моряк из песни «Seemann» – «эй, садись в мою лодку, не стой один, ведь ветер так жесток, а осенняя пора холодна» - все равно всюду исподволь действует своеобразная солидарность частиц, вовлеченных в раздирающую их борьбу. Таким образом, выясняется глубокая генетическая связь RAMMSTEIN с традицией немецкого литературно-художественного романтизма
Здесь было бы невозможно дать перечень всех мотивов и тем более показать их во взаимодействии. Я только хотел напомнить, что RAMMSTEIN – это прежде всего парадоксальная «поэтическая машина», со своими волнующими тропками сюжетов и мотивов, и все это вполне работает на альбоме «Rosenrot». RAMMSTEIN создали достоверный эффект некой бурлящей «бессознательной» бытийной реальности, которая воздействует более глубоко, чем искусство, основанное на сознательных образах.
Пусть альбом «Rosenrot» никак не нарушил расстановку приоритетов (лучший альбом по-прежнему «Mutter», а самые запоминающиеся песни - на ранних альбомах), но четырех своих предшественников никоим образом не посрамил.
