«Что наша жизнь? Абсурд!».
Коджи Асано именно так решил этот вопрос, над которым тысячелетиями бились лучшие умы человечества. Всемирный Конгресс Ученых на днях в Брюсселе безоговорочно, с двадцатиминутной бурной овацией, принял это его утверждение, которое было занесено во все реестры как аксиома Асано. В связи с этим гениальным открытием его также выдвинули на получение Нобелевской премии сразу в двух категориях: «Философия» и «Искусство». Правда, к сожалению, сам Коджи присутствовать на Конгрессе не смог из-за проблем со здоровьем. Но выслал туда свой диск “Absurd Summer”, который сказал всё за него. Что же предшествовало созданию этого музыкального творения, мы и попробуем вкратце рассказать.
Лето – самая абсурдная пора из всех времен года (по Асано). Весна, осень и зима тоже абсурдны сами по себе, но лето – абсурдно в квадрате. Особенно в Испании. Беспрецедентная жара, видимо, так влияет на мозги, половые органы и задницы, что с последними постоянно происходят какие-то приключения .Но недаром же Коджи такой головастый (для справки: его голова вместе с мозгами и волоснёй весит на сегодня 28,66 кг) – она у него варит что надо.
Летом 2003 года ему в голову пришла мысль срочно застраховать свою жопу. От всяких посягательств и напастей. А то уж сколько раз она попадала в разные неприятные переделки. Застраховать на большие бабки. Не теряя времени, Асано пошел в ближайшую страховую контору. В конторе же страховой агент нисколько не удивился такому пожеланию клиента, будто каждый день сотни людей у них страхуют жопы.
«Только один маленький, совсем пустяшный нюанс! Принесите, пожалуйста, справочку от проктолога, и все сделаем в лучшем виде, оформим за пять минут!» - агент очень любезно, с дежурной улыбкой, проводил Асано к выходу. «Здесь совсем недалеко, за углом, городская больница №23, там шикарные врачи, мы сами у них постоянно проверяемся! Давайте быстрей к ним, а потом ко мне! А медсёстры у них, медсёстры! Вах, вах!» -прижался к Коджи агент, шепча на ушко, и как бы невзначай нежно потрогал его ягодицы. Асано притупил взгляд, и, заметив у агента через брюки сильную эрекцию, поспешил выйти на улицу.
На улице нещадная жара, + 38, в больнице же №23 – все +48: вышли из строя кондиционеры. Ну не абсурд ли?!
«Куда тебе, касатик? К венерологу?» - ласково спросила Коджи старушка в бело-сером чепце в регистратуре.
«К проктологу!» - немного обидевшись, ответил музыкант.
«Аааа, милок, ну это, ну тебе тогда к Педрилесу, 33-й этаж, кабинет №333! А фамилиё твоё как будет?»
Асано призадумался. Не очень-то хотелось светить фамилию, ведь все-таки единая компьютерная сеть, из больницы №69 пришла бы амбулаторная карта с описанием всех перенесенных и еще не залеченных болезней, после чего его не то, что осматривать не будут - просто погонят прочь как прокаженного. А уж о справке и речи быть не может… Неее, фамилию никак светить нельзя!
«Сакамото. Рюичи Сакамото» - робко ответил Коджи. Бабка протянула ему направление на приём, всё мокрое от пота пока писала.
Лифт не работал тоже. Асано поплелся по лестнице. Этажу к 20-му помутнело в глазах, вспомнилось детство, мама и первый допотопный Casio, на котором он, босяк, сочинял свои первые опусы. К 33-му же стало совсем хреновенько, привиделись черти, черный темный тоннель и луч света в конце него. Ну вот, слава богу, и добрался! Правда, на карачках, но ничего. Кабинет №333, табличка «Доктор проктологических наук Хуан Педрилес-Мучачос». Асано головой надавил на дверь, и она приоткрылась.
«Влазьте, влазьте, любезнейший Сакамото, для вас наши двери всегда открыты!» - проговорил демоническим голосом врач в черном халате и фартуке с красно-коричневыми разводами. «Снимайте штанишки, полюбуемся, так сказать, чем богаты!…» - сразу добавил он, и в рабочем порядке засуетился. «Сестра! Готовьте инструменты!» - крикнул Педрилес-Мучачос и поставил голенького Асано раком на специальное кресло, закрепив руки и ноги массивными наручниками к специальным поручням. На шею же ему надел шипованный ошейник на цепи, конец которой прибил гвоздями к стене.
Сначала он внимательно присмотрелся к заду, обнюхал его, сделал мазок ватной палочкой. Внезапно в больнице вырубило свет. Но Педрилесу – большому мастеру своего дела – отсутствие света вовсе не являлось помехой. Он мог вообще работать только руками, на ощупь, вслепую. Нащупав что-то неладное, доктор надел каску с фонариком спереди, как у шахтеров, и продолжил осмотр. «А вы случаем не музыкант будете? - спросил вдруг проктолог как бы задницу Асано. - Фамилия что-то больно знакомая!…»
«Да немножко поигрываю…» - поскромничал Коджи.
«Ну, так я ж сразу вижу! – обрадовался Педрилес-Мучачос своей догадке, не переставая копошиться в жопе у Асано. – Я ж вот уже 25 лет “Баккару” лечу ,за отцом Иглесиасом постоянно наблюдаю, тут давеча CULTURE KULTUR в полном составе приходили….Хулио - так тот вообще себя запустил, прежде чем ко мне обратился. Ну тааакооой геморроище себе отрастил, с 3 кило, оттого и пел так душевно, болезный… А что ж мы, батенька, всё без музыки да без музыки работаем?!» - и доктор включил свою дорогую стереосистему.
Из огромных колонок заиграла известная песня “Schraii”. Коджи стало заметно хуже. На какой-то момент он даже выключился. «Всё! Конец!» - пронеслась мысль. Асано читал где-то, что под эту песню погибло в разное время много людей, что “Schraii” – предвестник смерти.
«Это – злой рок!…» - прошептал он сиплым голосом.
«Ну что вы, милейший, какой же это рок?! – проявил себя музыкальным знатоком Педрилес, облизывая тампон. – Это самый натуральный труготический оккульт-дарквэйв. Это ж DVAR! Из России! Они, кстати, тут у нас с недавних пор лечатся, прямо над нами через тридцать три этажа, в палате №666.Вот и диск мне задарили! Совсем больные люди, знаете ли, Сакамото, не то, что вы! Один выглядит ну просто как смерть, в кожаном плаще, и с косой не расстается; ну а второй на спине улей с пчёлами таскает, а в руках – клетка. Мы, типа, их спрашиваем: «Кто вы? Как ваши фамилии?». А они говорят: «Мы есть Никто! Ничто не важно, когда с нами Двар!» - и на клетку указывают. А в ней скунс какой-то вонючий сидит… Шиза полная, ей-богу, Сакамото, вот так-то… Сейчас все самые больные - из России! Вот DVAR-то как деньжонок подзаработал, и сразу к нам, сразу к нам! А тут у нас с вами, похоже, проблемка образовалась, Рюичи» - промолвил Педрилес и по локоть ввёл свою руку прямо в заднепроходное отверстие лже-Сакамото. Через минуту он резко выдернул ее обратно: «Буду внедряться! Хоть и не хотел, но придется… Сестра, подготовьте всё необходимое!».
Медсестра, очень смахивающая на трансвестита, достала из шкафа прозрачный латексный костюм. Педрилес-Мучачос стал быстро раздеваться догола. «Сделайте ему анестезию, сестра, хотя она при внедрении ему всё равно не поможет!» - приказал он, облачившись в латекс. После он вымазался с головы до пят толстым слоем вазелина. Другая помощница тем временем вколола Асано шесть доз новокаина: по три в каждую булку. Педрилес заметно возбудился. Он всегда возбуждался, находясь в обтягивающем латексе, и чтобы сбить эрекцию, часто попрыгивал на месте.
«Ну, вроде я готов! Сестры мои! Раздвигайте же наружные сфинктеры заднего прохода как можно сильнее, тяните их на себя и не отпускайте ни в коем случае! Ну, с богом, я пошёл!» -отдал он последние распоряжения, взял скальпель и ножницы, и методом «буравчика» стал ввинчиваться в анус. Через считанные минуты он был уже по пояс в жопе. Фонариком на голове освещая себе путь и осматривая каждый миллиметр внутренностей пациента, Педрилес-Мучачос приступил к экстремальному лечению изнутри.
«Вижу полипы на стенках прямой кишки!» - донесся его искаженный голос из утробы Асано, словно пропущенный через вокодер. – Приступаю к вырезанию!» Коджи пронзила жутчайшая боль. «Срезал семь полипов, вижу геморрагическую сыпь на выходе! Смазываю тальком! Наблюдаю завалы кала! Кончаются запасы воздуха!» - передавал он на землю информацию о своих действиях из жопы, будто из преисподней.
У Асано внутри все обжигало огнем, таких мучений он не испытывал уже давно. Когда уже Педрилес находился на финальной стадии, протирая толстую кишку спиртом, у Коджи сильно в заду засвербило, и он не смог сдержать в себе газы. Педрилес, буро-коричневого цвета, будто пробка из-под шампанского, вылетел из Асано. Медсестры,все в дерьме, разлетелись в разные стороны, сильно ударившись о стены. Доктор то задыхался, то его обильно рвало. Из него выходили не переваренные остатки пищи: кусочки устриц, куриное мясо, блины «e-mail» с грибами, паэлья, какая-то каша типа гурьевской, и всё это вперемешку с фекалиями больного.
«Ничего, ничего,я – окей!» - шептал Педрилес-Мучачос, пытаясь сохранить улыбку, изрыгивая из себя эту бурду. – Просто очень плотно пообедал сегодня, устрицы, знаете ли, вроде с душком были…» - зачем-то оправдывался врач. Коджи не мог двинуться с места – его самого так сильно тряхануло, что сорвало все наручники с креплений. Прийдя немного в себя, Педрилес умылся и снял латексный костюм, в котором теперь зияли дыры. Оставшись в чем мать родила, он нервно задвигался по кабинету туда-сюда. Мощным потоком ядовитого воздуха он был ранен в самое лицо, из рассеченных бровей капала кровь, с носа срезало его любимую бородавку. «Я – окей!» - успокаивал Педрилес сам себя. Но чем больше он себя успокаивал, тем больше заводился, и тем сильнее у него становилась эрекция. «Ну что, сука?!Я уже окей!» - вдруг сорвавшись, зарычал он не своим голосом и остановился у головы Асано. Потом резко дернулся к шкафу, распахнул дверцу и вытащил оттуда допотопный аналоговый Casio образца 1985 года. Подбежал с ним обратно, и со всей дури эффектно ударил музыканта инструментом по лицу. Затем такой же бешеной силы удар последовал по позвоночнику Коджи, потом по обеим ногам и после – контрольный удар в висок. Доктор выгреб изо рта Коджи все зубы, бросил их в сторону, тремя пальцами ловко протолкнул язык вглубь глотки.
«Ты болен, падла!Ты болен! Между прочим, я за обед заплатил 100 евро, гад! А теперь как будто и не жрал вовсе!» - в гневе заорал Педрилес-Мучачос и от злости начал кусать японо-испанца в предплечья и под мышками. – А мой рабочий костюм?! Он не годен, мой любимый бедный костюм из латекса! А его ведь для меня специально шили в Москве сами «Пафос-Фэшн», сволочь ты проклятая!» - со слезами на глазах продолжал нагнетать атмосферу возле асановской головы врач. – Никакой справки, подонок! Никакой справки!» - приговаривая, он комфортно ухватился за коджины уши и начал цинично насиловать его в ротовую полость. Асано вновь увидел черный зловещий тоннель…
Как он очутился дома – загадка, не поддающаяся объяснению. Сам он ничего не помнил. Невыносимая боль разливалась по всему телу. В голове только звучала музыка. Неслыханная музыка редкой красоты. Коджи Асано записал её очень быстро, впрочем, как всегда. На обложку он поместил фотографию одной из вышек линии высоковольтных передач. Ну а разве не они являются символом абсурдного лета?!
